Эпоха Мертворожденных - Страница 73

Не можем найти! Пока, поддерживая охотничий тонус, выкрикиваю судорожные, бесполезные делу команды – шарю глазами по бесконечным кепкам, шляпам и засаленным бейсболкам. Мои гаврики, притормаживая от невнятной задачи, конвойной цепью идут по бокам. Неужели я его – потерял. Нет! Это – невозможно… Несправедливо! Так не может, не должно быть! Обязан – найти…

Внезапно осеняет. Облапываю наскоро глазами моих, вытянувшихся двумя параллельными стрелами, пацанов, ору, что оглашенный: "Стой!" – вскакиваю на башню и, за мгновение напитав себя искренней радостью внезапной встречи, извергаю над безразмерной колонной истошный вопль:

– Сява!!! Братан!!!

О чудо! В двадцати метрах по курсу в бредущей толпе на миг, словно завереть в реке, точкой, движение спотыкается, потом выравнивается, и, как ни в чем не бывало, привычно течет дальше. Мгновения достаточно – с нескольких сторон раскинутой вокруг колонны облавы, овчарками, в отару сплошного человеческого потока, врываются мои волкодавы.

Шум, гам, злые крики, хруст приклада в лицо. Монотонное движение прерывается и начинает разбухать гудящей толпой. С двух сторон наша броня разрезает людской холодец. Из середины месива заполошно взлетает крик: "Обочь, обочь бери!" – и, поперхнувшись ударом, сразу же звонко гаснет. Перед носом БМП остатки ополченцев стремительно рассасываются по сторонам и я вижу Салимуллина – держащего за шкирку худого урода с полузакрытым глазом и синими, от перстней, пальцами. Нюх не подвел бывшего угровского ментяру – Ильяс схомутал живой кошмар Краснодонского приграничья: Урало-Кавказкого Сяву…

– Ну, что ты, скотоёбина, язык в жопу засунул? Давай, ссука: открой хайло и отрыгни – хоть что-то… Напоследок! еще разок твой базар гуммозный услышать: согреет, по-жизни, что я такого живоглота – приборкал!

Сяве не до разговоров… Пару раз схлопотавши стволом меж лопаток, оглушен стремительным навалом. Весь прибитый, потерянный. Франтоватая белая пляжная кепочка послевоенного московского хулиганья, на ухо съехала. Где он такую только надыбал? Их с семидесятых на улицах не видно… Очередной тяжелый Жихарев подзатыльник и – вовсе, упала. Затоптали…

– Так что, гнида – пасть откроешь или так, всем назло и подохнешь, зубов не разжимая? – Повернул голову, обращаясь к стоящему возле Гирмана Ильясу: – Жихарев, а ну-ка – добавь паскуде жизни…

"Взводный-раз", такие вещи – в лет хватает. Пока Салам, соображая "чего бы это – значило?", клонится вперед, Юра дергает рукой в сторону одного, стоящего позади Сявы "мышонка" и тут же мелькнув, невесть откуда вынырнувшей саперной лопаткой, падает на полный присяд. Вместе с ним, гильотиной, на стоптанный кед правой ноги, рушится и стремительный пятиугольник. Сява, нагребая полную грудь, рвёт в растяге побелевшие губы, выкатывает, моментально опустевшие, молочные глаза и, задыхаясь криком, валится на руки "мышатам". Полуотрубленный резиновый нос тапка на инстинктивно задранной ноге свешивается вниз, криво перегибается и роняет из сочащей красным прорехи три, похожих на раскормленных опарыша, пальца.

– Пидорасы всей страны знать кайло в лицо должны! – вдруг выдает Антоша. Мои архаровцы в голос хмыкают. Чем досадил этот отставной урка их командиру они даже не догадываются… Да и, по-хорошему, не хотят знать. Раз спустил свою псарню, значит знает – "за что". Заработал, видать, чувачок – на всю катушку…

– Ты не ссы! Мы тебя, еблан ушатый, в цинковый гандон – мигом пристроим. Даже помучаться, как следует не успеешь, тварь… Как те – помнишь?! Беженцы! Из кого ты души вынимал. Вспоминай теперь, падаль?!

В полуобморочном состоянии пойманный обводит округу ополоумевшим, слепым взглядом. Наверняка, нас видит да только до сознания картинка вряд ли доходит. Не иначе, Юра перестарался… а может и притворяется, урод.

Из движения по правую руку гремит начальственный окрик:

– Что здесь происходит?!

Поворачиваюсь. Еще более запыленный чем, добровольцы, незнакомый мужик моих лет с зелеными звездами майора на замызганной полевой форме. В тридцати метрах за ним, у обочины, стоит джип неузнаваемой марки, со срезанным автогеном верхом. Где-то я его видел, но где – не припомню.

– Мародера казним, а что?

– Отвечайте как положено! – рявкает металлом майор… – Встать! Представиться! Доложить по форме!

Красавец! Или – дебил, из новеньких. У него два человека в машине… У меня – тридцать. В нынешнее время, под шумок, можно и под чужую раздачу попасть… Легко!

– Если кратко, майор, то пошел ты – на хер! И быстро, пока я – добрый! Хочешь разговаривать – выключи, к ебеням собачьим, свое "рэ" и сам – представься; а то мы штабных – не дюже жалуем… – повернулся к держащим Сяву "мышатам": – Вы, пока, ордена у него поснимайте… не-ча тут "ходками" понтоваться!

Пацаны в миг загнули жертву раком и замелькали саперными лопатками. На асфальт окровавлено брызнули бледные столбики с размытыми синими основаниями.

Наш суровый микро-генерал до этого, видимо, ни разу не присутствовавший при экспресс-допросах, почти незаметно побледнел и, отдав честь, сменил тон:

– Начальник боевого планирования Лисичанской бригады, майор Помясов…

Ни фига себе! Зам самого Новохатьки – начштаба у Колидия… Почему я его не знаю?! Ладно… Немного подтянувшись, буркнул в ответ:

– Деркулов…

– Что происходит? – он даже бровью не повел. Какой, парняга. А?! Умеют же иногда старшие товарищи лица не терять в любых обстоятельствах. Прибавил, в ответ, чуток тепла в голосе: