Стасовы босяки гоняют толстожопого Бурлика. Тот неловко брыкается, пытается ухватить за колошины штанин и подмять тяжелой тушкой; визг стоит – до небес. Детвора – и наша, и чужая – с неподдельным интересом наблюдают за расшалившимися подростками. В глазах невинная смесь детской зависти и восторга.
Мамки накатили винца, вовсю щебечут – попустило. Глашка сидит рядом с Алёной и, как сама себе думает, незаметно косит на моего крестника – Кирюху. Тот старательно делает вид, что не замечает, но при этом лихо оседлывает барбоса, все время выгодно напрягает неплохо прокачанный торс да крутит финты и увороты с излишней амплитудой. Моей – шестнадцать. Сиськи больше чем у матери да на треть головы обогнала. Её другу детства – чуть поболе. За ними, теперь только – глаз да глаз, а тут эти ЦУРюки, со своим "Замырэнням". Как все не вовремя!
К шести появились первые шакалы…
Вначале, со стороны поселка Урало-Кавказ притарахтело три тяжелых мотоцикла с какими-то корявыми помостами, вместо колясок да десятком ублюдочных рож. Два "Урала" осталось на горе у самого спуска, а один, кажется "Днепр", с толпой придурков, встал на нашей полосе в полусотне шагов от брони погранвойск. У меня чуть глаза на лоб не полезли: на изуродованной мотоциклетной люльке, точно – по зондеркомандовской моде, стоял грязный до "не могу", поблескивающий лентой хищной латуни, явно рабочий пулемет Калашникова. Даже не в самом Пэ-Ка дело, а в отвратных, деградировавших до ручки, упито-укуренных – вообще не поймешь каких – уродах, которым эта страшная машинка досталась в безмозглые руки!
Не сговариваясь, собрались на военный совет возле походного штаба – Стасового крейсера. Вся караванная дружина: ствол Дёмыча, две пары – у его чекистов, мой Стечкин, Поскребын четырехзарядный автомат двенадцатого калибра, старенькая вертикалка Вани корректора – пацана из новеньких да пятеро СОМовцев – лишивших нас последних иллюзий…
– Без обид, мужики. Сейчас пройдем по всей полосе, якобы с проверкой документов, чтоб вас не палить, а как начнет темнеть – сваливаем. Нас замочат только из-за формы, вы же все – попадете под раздачу, даже если отобьемся.
Демьяненко согласно кивает…
– Понятно. Утром – когда подтянетесь?
– Как скажешь, майор… Местные будут шараёбиться по всей очереди до рассвета, пока не бомбанут – кого. Потом, нажрутся и свалят. Им надо только зубы показать, но и вы первыми не начинайте. На такую толпу и серьезные стволы они сами не попрут – по любому, но если завалите кого, то отомстят: будут лупить ночью со всех сторон. Машины вам точно изрешетят, могут и народ задеть, прицепом…
– Так может сразу ребятишек – приморить, пока бед не наделали?
– Шот-ты злой сегодня, Аркадьич, чи не выспался?
– Все правильно, Валерий Александрович. Товарищ просто не в курсе… – и, уже повернувшись ко мне, капитан продолжил: – Смотрящие, это. Свистни, так еще сотня чумных приедет. Тока по двум крайним поселкам – три банды, точно да вагон левых гопников. Работы с начала девяностых тут толком нет, контрабанду гоняли, металлолом ковыряли да самогон лили, а теперь вот – беженцев трясут.
– Говно все это! Нет работы – езжай в город, Россия рядом – ищи… не грабить же и убивать!
– Кирилл, вернешься – флаг тебе в руки. Только не сейчас, окей?
Понятно… у Демьяненко приказ – умри, но без происшествий доставь семью шефа в славный Ростов-на-Дону. Желательно и остальных подопечных – довезти без потерь. Одна задача! На кой ему сейчас даже слушать! о ворохе проблем депрессивных районов республиканского приграничья.
– Кто спорит, Дём? Мысли вслух…
Наши менты, явно испытывая комплекс вины: "Кто же знал, что такая накладка выйдет с этой ночевкой" – пытались, напоследок, помочь, чем возможно…
– На погранцов не рассчитывайте: в семь вечера – свалят на базу. На соседей тоже. Вообще – к другим машинам ночью не подходите – застрелят. Да и сейчас не ходите. Тут никто никого не знает и никому не верит. Каждый сам за себя. Тем более, вы – блатные, а здесь таких не любят…
Мы это уже заметили!
– Можем пару АКМов оставить, с возвратом – если хотите…
Захотел только я. Ваня близоруко смотрел на автомат, как на неизвестной породы пишущую машинку. Поскреба – в ответ, только нежно погладил цевье своего Браунинга:
– Раз дал и пол твоего магазина улетело – мясо рвать. Да и картечь, тут посерьезней пули будя, в темноте не смажет…
Поделили зоны и часы дежурств для водителей. Наши вежливые мальчики остаются дежурить на всю ночь. Лично я спать не собираюсь. Да и остальные мужики – тоже. Бабы и без информации извне – угрозу кожей прочуяли. Детвору быстро загнали по машинам. Сами тоже – не показываются.
Пикник – окончен…
С момента отъезда брони погранцов не прошло и получаса, как нарисовался первый разведчик. Пока терли, слышу писк Алёны. Поворачиваюсь – какое-то чмо крутится возле моей машины. Блядь да откуда он взялся?!
Подлетаю. Стоит чучело метрах в двух – лыбится в глубину заднего окна. Девчонки сбились в угол и затравлено молчат. Правильно делают – я их понимаю!
Мелкое – не выше метра семидесяти, худощавое, испитое и грязненькое существо неопределенного возраста. Харя мерзкая, нездоровая – какие-то шрамы под сосульками слипшихся, цвета втоптанной в грязь соломы, волосенок. Левый глаз полуприкрыт веком – забыл, как болезнь называется; второй – нагло пялится с выражением тотального превосходства. Хозяин жизни! В кривооскаленной пасти блестит стальной мост и тут же рядом – несколько, вроде золотых, коронок. На пальцах – синие перстни. При всем убожестве недоносок просто светится изнутри агрессивной злобой. Это кто же этого кошмарного выродка посмел на свет блевануть? Ведь какие-то родители, наверное, были… Как им, вообще, выдали лицензию на размножение?!